Путешествие в полночь - Страница 108

108

В голосе Вороны звучало такое сожаление, что даже Йонва перестал хмуриться, а Шныряла переглянулась со Змеевиком.

– Она бросила меня в тюрьму дожидаться приказа. А потом… вы спасли меня! Зашел разговор про предателя, и я… – Ворона покачал головой.

– Раду, – выдохнула Санда, оглядываясь на пещеру, где остался Теодор, – это ты украл четки?

– Нет, – четко сказал он.

Шныряла что-то недоверчиво промычала, но Раду выпрямился и решительно заявил:

– Посмотрите мне в глаза. Посмотрите!

Раду прямым суровым взглядом требовал этого у всех, даже у Йонвы.

– Это не я украл четки. Хотите, поклянусь? Чем угодно.

– Хорошо, – выдавил Йонва.

– Вы… верите ему?! – вскричала Шныряла.

Йонва нехотя кивнул.

– Если мы его оставим, – медленно проговорил Змеевик, – он не сможет выбраться сам, верно, Йонва? Он ведь не участник Макабра. Смерть заберет его. Я прав?

Путеводитель коротко кивнул.

Вик перевел взгляд на Санду:

– Ворона – твой выигрыш. Но если ты не захочешь его забирать, то нам придется…

– Санда! – вырвалось из груди Раду. – Пожалуйста, я не вру тебе! Кому угодно – только не тебе! – Парень нервно тер свое запястье, и девушка скользнула взглядом по татуировке. – Санда, пожалуйста… Прошу… Пожалуйста, не бросай меня!

Губы Вороны подрагивали. Санда какое-то время молчала, проводя пальцем по рукояти ножа.

– Пусть идет, – наконец обронила она и, ни на кого не глядя, пошла к каменной лестнице, которая врезалась в скалу и вела вверх и вверх, к черным стенам над пещерой теней.

Ворона не отрываясь глядел ей вслед.

Теодор не знал, сколько прошло времени. Десять минут. Десять часов. Пришел в себя, когда в ногах закололи тысячи иголок, так что волей-неволей пришлось подниматься. Волоча непослушные ноги, Тео отправился куда глаза глядят и очутился на бывшей стоянке.

Берег пуст. Уплыли. Ну, конечно.

За то время, что Тео просидел на пустом уступе, он обдумал всю свою жизнь. Никогда ему еще не было настолько – безумно, одичало, убийственно – одиноко. Самое страшное одиночество оказалось не в том, чтобы быть одному. А в том, чтобы остаться одному, покинутому всеми.

Вода бесстрастно текла мимо, унося мертвых мокриц, клочки мутной пены. «Я не могу оставаться здесь. Они, наверное, уже далеко уплыли…» От мысли оказаться запертым в подземелье навечно у Теодора скрутило живот. Путеводитель-то сказал, что он выберется сам. Но что, если ошибся?

Была и другая мысль. Как бы ни было плохо сейчас ему, есть тот, кому еще хуже. Отец. Тео осмотрелся. Чуть дальше ущелье расступалось, и между берегом реки и стенами шла узкая полоска глины.

«Можно добраться пешком», – повторил Тео.

Он потащился вдоль реки. Несколько раз река разветвлялась, преграждая путь, и ему пришлось переплывать на ту сторону над немыслимой глубиной, и, если бы ногу свело судорогой, он пошел бы ко дну. И никто бы не вытащил.

Дрожащий, вымокший, Тео брел в неизвестность. Стучал зубами, растирал плечи руками. Вскоре река повернула влево, и там, вдалеке, обозначились смутные очертания входа в пещеру. Тео зашагал быстрее.

Дальняя стена пещеры представляла собой высокую черную стену. Вершины нескольких черных башен терялись в мраке потолка. Тео задрал голову, и дыхание перехватило от головокружительной высоты.

Под главной башней виднелся вход в пещеру, в котором исчезала речка.

По мере того как Тео приближался, он различил, что над входом, словно зубы, нависли сталактиты, а выше обозначились две небольшие пустоты, будто глазницы. Над зубами шла корявая надпись: «Мертвые молчат. Значит, они познали истину».

Тео вгляделся в темные окна главной башни и содрогнулся. На миг ему показалась, что темнота в окнах живая и смотрит в ответ.

Заваленное камнями русло заставляло не идти, а прыгать, оскальзываться, оступаться и снова прыгать. Тео упорно продвигался вперед и остановился лишь перед самым входом. Прислушался. Река холодно лизала камни, из глубины пещеры доносился гулкий монотонный рокот.

«Три водопада», – вспомнил Теодор.

То и дело опасливо посматривая на колоссальные зубы над входом, он вошел в пещеру. Бугристые стены снизу подсвечивали нимерица и серебряная вода. Теодор видел, что вдали проход разветвляется на несколько коридоров.

Одиночество лишь усилило страх. Ни одна душа не знала, что сейчас – вот-вот – он войдет в пещеру мертвых. Ледяная одежда прилипла, примерзла к коже, заставляя мелко дрожать. Некоторое время Тео вслушивался в плеск равнодушных вод.

«Отец – там». Какая-то его часть хотела остаться здесь. Большая часть. Но другая была согласна идти дальше. Маленькая частичка Теодора связывала его с самым родным человеком, которому он был слишком многим обязан…

Тео нащупал нож. Поднял подбородок. Выпрямился.

«Это всего лишь страх. Запомни. Страх, как бы ни казался силен, тебя не убьет».

Никому не было дела до Лазара Ливиану. Кроме него. Если он не спасет отца – никто другой не придет. Тео сделал шаг вперед. Еще. И пошел вглубь пещеры теней.

Он почувствовал их присутствие, еще когда брел по коридору. Внезапно качнувшийся стебель нимерицы. Вздох. Холодок, скользнувший по коже. Не ветер – в пещере ему взяться неоткуда. Темнота и пустота давили на уши, только стучала в висках кровь да шумел вдали срывающийся с камней поток воды.

«Как тут шла Санда? И… дошла ли?»

Воздух двигался, перемещался, дышал. Вдруг совсем рядом вздрогнул кустик нимерицы, и Теодор застыл. Он уже видел за пределами коридора золотой ковер – целое поле базилика в потемках пещеры, – а нимерица качнулась еще раз, ближе. Ноги Теодора примерзли к земле, он вперился глазами в пустоту, и вдруг… Темнота собралась в высокую фигуру и еле слышно выдохнула:

108