Путешествие в полночь - Страница 58

Тео не понимал. Когда он в свое время подумал, что ему пришел конец, он ощутил только ярость. Но он кивнул. Санда слабо улыбнулась:

– Может быть, если я спасу отца и Раду, почувствую, что все-таки жила не зря. И от меня был хоть какой-то толк. След. Понимаешь? Мне кажется, никто не должен жить зря. Вот нежители… они ведь возвращаются, чтобы завершить какие-то дела, да? Шныряла и Вик… как думаешь, что они такого не сделали, если Смерть дала им второй шанс?

– Не Смерть, – покачал головой Тео. – Жизнь.

Из-за деревьев раздался болезненный вскрик Шнырялы. Санда содрогнулась, Тео внутренне сжался. Вик говорил, Шныряла умерла из-за него… А он умер из-за нее. Не потому ли Жизнь дала им второй шанс?

А ради чего вернулись его родители? Отец. Мать. Это была тайна, которую каждый из них хранил в глубине сердца, но Тео был уверен: они знали, зачем вернулись.

А если он погибнет в Макабре? Вернется ли он нежителем? И если да – то ради чего?

Теодор поднял глаза к небу. Там, в полночном зените, мерцали далекие прекрасные звезды. Они были до него. Ими любовались те, кто покоится в земле веками и тысячелетиями. Звезды будут светить тем, кто придет после него, когда он сам будет лежать в земле – погибшим ли в Макабре юношей, мирно ли уснувшим на своей кровати стариком. Но сейчас, именно сейчас, в самом сердце Полуночи – его очередь смотреть на звезды. Его очередь восхищаться их красотой. Его очередь жить и брать от жизни все, что он сможет взять, и сделать так, чтобы его путь был пройден не впустую.

В эту секунду душа Теодора наполнилась каким-то давним, полузабытым светом. И он подумал: быть смертным не плохо. Смотрит ли Смерть на звезды? Понимает ли их красоту? Вряд ли. Жизнь – это краткий миг между прошлым и будущим, который принадлежит только человеку. Ему, Тео. Здесь и сейчас. Никогда ни перед этим, ни после его не будет. Поэтому Смерть, владеющая вечностью, не может чувствовать жизнь. А он, простой и слабый человек, – да.

Вдруг Теодор ощутил на своей руке холодные пальцы. Он вздрогнул и опустил взгляд. На его руке лежала ладонь Саиды. Тео подумал, что она хочет… Но ошибся. Девушка перевернула его руку ладонью вверх.

– Ты видел, у тебя кровь? – Саида суетливо пошарила по карманам. – Да были же! Ах!

Она вдруг подорвалась, побежала на поляну возле берега и через несколько минуту вернулась, неся длинную полосу ткани, жестяную кружку и баночку.

– Они уже заканчивают!

Санда положила ткань на мох, пристроила рядом баночку с мазью и снова взяла Тео за руку. Он не сопротивлялся. Просто смотрел, как она что-то бормочет, сдувает челку со лба и закусывает нижнюю губу, разглядывая и промывая рану чистой водой из кружки. Как то и дело поднимает глаза, мельком перехватывая его взгляд, промакивая порез уголком чистой тряпицы. Как аккуратно смазывает ладонь заживляющим средством Змеевика. Тео чувствовал, как внутри его все дрожит от каждого, каждого ее прикосновения – осторожного, нежного, теплого. Как отзывается в его ледяной руке что-то странно-приятное, как тепло разливается от кисти по всему телу, доходя до самого сердца.

Переворачивая руку, чтобы Санда могла покрепче затянуть полосу ткани, он провел пальцем по ладони девушки – как будто невзначай. Санда завязала узелок между большим и указательным пальцем так, чтобы можно было после развязать.

– Тео, не слишком ту…

Она осеклась. Длинные пальцы Тео накрыли кулак девушки, обхватив его целиком; ее маленькая рука утонула в его руке. Тео сжал пальцы чуть сильнее и вдруг похолодел от испуга: а что, если Санда выдернет руку, вскочит на ноги, отшатнется? Разозлится?

Тео испуганно вскинул глаза на Санду. Ее лицо не было злым. Девушка все так же сидела рядом на бревне, и лунные зайчики скакали по ее волосам, в то время как пальцы Тео заскользили по тыльной стороне ее ладони, поглаживая и…

Вспышка! Удар сердца, словно удар молнии! Со всех сторон ударили краски, звуки, запахи – в сто крат сильнее, чем те, какие когда-либо ощущал Тео. Будто совсем рядом взорвали яркую сверкающую хлопушку.

Теодор захлебнулся воздухом, вскочил, отдернув руку от Санды, и ошеломленно заозирался.

Он глядел в ночь и видел, что она цветная. Даже листья над головой были вовсе не черны: они переливались всеми оттенками сумерек – где-то фиолетовые, где-то темно-синие, переходящие в лиловый.

– Тео… что такое? – встревожилась Саида.

Он не ответил. Сердце билось с ликующей радостью. Он видел, снова видел цвета! Да еще какие! Теодор взглянул на Саиду. Она была не серая. Нет. Она стала той, какой Теодор запомнил девушку прежде, чем цвета выключились, – в тонах осени, теплая и золотистая, с рыжим листом во впадине ключиц.

Тео охватил восторг. Попроси Саида сказать, что он чувствует, он даже языком шевельнуть не смог бы, не смог бы подобрать и пары слов, чтобы выразить, что он ощутил, когда мир озарился вновь. Будто до этого он был ходячим мертвецом. Теперь же, вдыхая ночь и видя ее краски, ее оттенки, каждую искорку звезды и серебристой листвы, Теодор ощутил себя живым. По-настоящему живым.

Как это было чудесно – родиться вновь.

Теодор опомнился только тогда, когда из-за деревьев шагнул Вик и сделал знак идти за ним. Саида кивнула, и они все вместе направились к берегу. Тео шел на подгибающихся ногах, не зная, отчего его щеки пылают больше: от прикосновения к Саиде или от радости, что мир снова цветной.

Цвета вернулись в тот самый момент, когда он прикоснулся к девушке.

Почему? «В этом есть какая-то связь, – подумал Теодор, выныривая из-под балдахина серебристых листьев. – Какая? Что за чертовщина с этим странным порезом, гаснущими цветами?»