Вик кивнул Теодору. Тео засунул руку за пазуху, нашарил второй внутренний карман – уютный, нагретый жаром сердца, и нащупал сквозь ткань маленький кубик. Тео давно его не вытаскивал. Он выудил светящийся кубик, повертел в пальцах.
Шмыгнул носом, откашлялся и, щелкнув ногтем, запустил его вверх. Кость вспыхнула, крутясь в воздухе, упала, подскочила несколько раз и замерла у самых ног хозяина.
– Два, – выдавил Тео.
«Повезло в туре со Смертью, теперь же расплачивайся».
Шныряла не стала дожидаться команды. Похлопала по одежде, порылась в карманах, нашла кубик и поскорее подбросила его.
– Пять!
Змеевик метнул взгляд в сторону Теодора. Тео понял, дело решено. Он покосился на Смерть-цветы, с любопытством вытягивающие стебельки.
Вырастить такой же?..
Саида потопталась на месте. Нерешительно посмотрела на Теодора, и не успел он ей что-либо сказать, как девушка закрыла глаза и вслепую подкинула кость. Кубик сверкнул зеленой звездой и с глухим стуком упал на землю. Саида поспешно распахнула глаза. Она смотрела и смотрела на одинокую точку, будто что-то могло измениться.
– Оди-ин? – неуверенно выдохнула девушка.
Шныряла сочувственно цокнула языком. Теодор тоже уставился на кость, услышал, как Санда громко сглотнула, и вдруг… цвета снова ударили ему в лицо. Его ослепило осознанием. Обожгло, заставило тут же принять решение: не будет Санда растить никакой цветок.
«Нет, – твердо сказал себе Теодор. – Не будет».
Что-то изменилось между ними после случая с кэпкэунами. Теперь Теодор ясно как день понимал: какие бы трудности ни выпадали Санде, он будет стараться оградить ее от них. Почему? Потому что так надо. Он не знал, как работают такие вещи, но теперь их отношения стали совсем другими…
Он за нее в ответе.
Да. Вот и все. Кто еще позаботится о ней и защитит, кроме него? Не было другого. Теперь это его, Теодора, дело.
Санда медленно наклонилась, но Теодор опередил ее: подобрал с земли кубик и вложил его в дрожащую ладонь девушки, на миг ощутив, какие прохладные и влажные у нее пальцы. Потом он просто молча отстранил Санду с дороги. Никто ничего не сказал. Но Тео чувствовал, как горит спина под взглядами спутников.
Он на ходу спрятал кубик во внутренний карман и, как только подошел к Двери, отбросил длинные волосы за плечи и кивнул горгулье:
– Я попробую.
– Не попробуешь, – сварливо сказала Дверь. – А вырастишь. Не сумеешь – останусь запертой еще лет на сто.
Тео оглянулся. Слышали? Перехватил взгляд Змеевика – тот едва заметно кивнул. Все смотрели на Теодора, и Тео видел, как Шныряла нервно крутит в пальцах нож, а Вик стискивает рукоять меча. Они были готовы, чуть что, прийти на подмогу. Это придало Теодору уверенности. Он почувствовал, что теперь не один. И если что… они не оставят. Внутри затеплилось, зажглось, будто маленькое солнце, некое чувство. Тепло. Нежность.
Теодор развернулся к Двери.
– Ну, что делать?
– Ты должен вырастить для меня Смерть-цветок, заключив в него самое дорогое свое воспоминание – память о том, кого с тобой больше нет. Память о мертвом. Понимаешь?
– Хм… не очень.
– Я сама выберу это воспоминание и заберу себе.
– А я?
– А ты забудешь этот день. Самый дорогой, самый важный для тебя день, проведенный с тем, кого уже нет. И он будет принадлежать мне.
Теодор тяжело задышал. Память… Почему его вечно хотят лишить памяти? Почему его голова – решето, из которого постоянно что-то утекает? Дверь тем временем давала указания:
– Возьми семечко.
Проследив за взглядом горгульи, Тео подошел к ближайшему Смерть-цветку, нагнулся и, опасаясь, как бы его не цапнули зубами за нос, осмотрел растение. В черном «чепчике» белел старый потрескавшийся череп, внутри глазниц и беспомощно раскрытого рта которого виднелись крупные семена, похожие на белые фасолины.
Теодор опасливо пробрался указательным и большим пальцем внутрь, раздвигая стенки черепа словно шелуху, нащупал одно гладкое семечко и вытянул его.
Когда он вернулся к Двери, горгулья продолжила:
– Хорошо. Положи на ладонь.
Тео повиновался. Металлическая морда внимательно следила за всеми манипуляциями.
– А теперь… То, куда прорастет воспоминание.
– Земля?
Послышался металлический лязг: морда усмехнулась.
– Кровь! Воспоминание живо, пока жива плоть человека. Цветок вырастет из твоей плоти. Из твоей крови.
Внутри Тео зашевелился темный, опасный зверь, в лицо бросило жаром, но он решительно вытащил нож, приложил острие к ладони и, не раздумывая, провел им по коже. Из ранки моментально выступила кровь, затопив фасолину.
– А теперь… Нужно еще кое-что.
– Надеюсь, не станцевать, – буркнул под нос Теодор. – А то у меня с этим не очень.
– Теперь семя Смерть-цветка нужно полить. Понимаешь чем?
«Вода» явно не была тем ответом, которого ждала Дверь. Горгулья обжигала испытывающим и одновременно насмешливым взглядом.
– Неужто не догадываешься?
Тео закусил губу, подавив нехорошее предчувствие. Наконец Дверь тихо и отчетливо приказала:
– Закрой глаза.
И Тео послушался.
Едва он сомкнул веки, в темноте замельтешили яркие черточки и точки, то и дело вспыхивали и гасли разноцветные искры. Словно издали приглушенно доносился скрипучий и булькающий голос Двери:
– Сколько всего, сколько всего… Не знаешь, какое и выбрать! Из твоей памяти, юноша, можно целое поле Смерть-цветов взрастить. Тебе есть что оплакивать. Ну и жизнь – сплошь лишения. – Горгулья цокнула металлическим языком. – Вот как? Ты ведь знаешь, да? В твоей голове – пустота в десять лет и шесть дней. Нет, не пробиться. Их нет, тех воспоминаний, они не здесь, – проговорила она нараспев. – Не здесь… Они у Нее.