Путешествие в полночь - Страница 92

Он принялся перебирать четки, и хрустальные глаза крутились и сверкали в дрожащих пальцах.

– Особенно, что услышал ты. – Путеводитель опустил лицо. – Я ослеп от многолетнего заточения, и это были слова испуга. Я смертельно испугался, что вновь попаду туда. Но если так и будет – это только мое проклятие. Оно не касается вас. Мои глаза все видят, Тео. – Йонва наклонился и зашептал: – Любую ложь. Иногда я хочу не видеть, но не могу. Видеть – моя суть. Мое проклятие. Я знаю, что ты не доверяешь людям. Как и я. У каждого из нас свои причины. Пока будут живы люди – будут войны, смерть, ложь и предательство. Конец наступит лишь с окончанием людского века. – Он выпрямился и сжал губы. – Это больно, Тео. Люди причиняют боль. Вот что я о них знаю, а я знаю все. Я испытываю то же, что и в прошлый Макабр, когда услышал о проклятии. Представляешь, каково это: знать, что один окажется лжецом, и быть не в силах что-либо изменить? Это хуже, чем просто познать предательство, как ты. Ожидание измены горше самой измены. Да, можешь упрекать меня в подозрительности, но мысль о том, что кто-то из тех, кто подал мне руку вчера, сегодня ее отрубит, невыносима, Теодор!

Тео перестал грести, шлепнув веслами по серебристой поверхности. Ему казалось, ледяные волны плещут прямо в сердце. Он оглянулся на спутников. Санда сидела рядом с Вороной, парень держал руку на ее плече.

– Но послушай меня, Теодор Ливиану. Послушай, что я хочу сказать. Мы не такие. По крайней мере, я надеюсь, ты не такой. Я буду помогать вам, даже зная о предателе. Знаешь почему? Он один. Другие – нет… И, если я смогу быстро вычислить, кто это, все обойдется. Ведь остальные чисты сердцем. В этом, пожалуй, еще есть смысл.

Путеводитель замолчал, на этот раз надолго. Но слова его не шли из головы у Теодора.

Плыли они долго, и многолетнее безмолвие оглашалось плеском весел. Река начала мелеть, опускаться. Начались какие-то странные берега: то тут, то там из мрака выступали волнообразные силуэты, тускло мерцая в таинственной полутьме. В воздухе поплыл диковинный запах. Теодор такого никогда не чуял. Тяжелый мускусный дух резал ноздри, и чем дальше они плыли, тем сильней становился запах. Санда даже спрятала нос в ворот рубашки.

Волнообразные силуэты придвинулись, и, приглядевшись, Теодор с ужасом опознал… огромную змеиную кожу. Сброшенная, по-видимому, века назад, шкура окаменела, и теперь гигантские чешуйки блестели как куски мутной слюды. Кожаные чехлы вздымались из темноты, подобно горным перевалам, и к горлу Теодора подкатил комок.

– Это он, – прошептал Вик. Глаза его были широко распахнуты. – Это кожа Балаура.

Теодор уже встречал отца Вика, гигантского змея, царствующего под горой в Карпатах, но, глядя на эти поблескивающие горы, понял, что Господарь Горы – просто карлик по сравнению с этим чудовищем…

Темнота надвинулась опасностью, удушливым, липким страхом.

– Вик, – выдохнул Тео и отметил, как вздрогнул его голос, – каким вообще образом ты собираешься… Ты серьезно собираешься?

– Да. Мне нужно добыть лучезар. Балаур держит их под языком каждой из голов.

– Э… голов?

– У Балаура их не одна.

– Скажи, что шутишь.

Они плыли дальше, а горы все наступали, нависая над рекой, подобно гигантским мостам.

– Я не хочу дальше, – зашептал Тео. Ему стало не по себе.

– Так или иначе, река течет мимо убежища Балаура, и у нас нет выбора, – пожал плечами Йонва. – Но можешь не волноваться: он уже не одно тысячелетие как спит. Мир слишком стар для таких существ.

– Надеюсь, хоть одна из его голов бодрствует, – проворчал Вик.

– Я должен посмотреть. – Путеводитель вдруг приподнялся и сбросил одеяло. Потом, ежась от холода, стянул свитер и робу и выпрямился. Теодор отвернулся. Он слышал, как расходятся шрамы и как Йонва шипит от боли. – Мы совсем близко, – сказал Путеводитель.

Издали раздавался рокот, точно где-то в глубине гор грохотал водопад.

Йонва сел, набросил одеяло на плечи, но глаза не сомкнул.

Запах усилился. Они проскользнули в расщелину, и речка вынесла лодочки в широкую и просторную пещеру, по размерам сопоставимую только с той, где высился Ноктумгард. Ее заполоняли огромные валуны, а с пола тускло поблескивающими церквями поднимались громаднейшие сталагмиты. Навстречу сталагмитам спускались с потолка каменные сосульки сталактитов, и путники почувствовали себя совсем крошечными. Тео подумал: «Надеюсь, простояв тут миллионы лет, они не надумают свалиться именно сейчас».

– Вот он. – Йонва вытянул руку.

Речка вильнула вбок и увлекла лодчонки за собой. За белесыми кольцами змеиной шкуры вдруг обозначилась высокая темная гора. Они подались левее, проплывая сталагмитовый забор, и, когда выплыли на простор, Теодор увидел на том берегу гигантского спящего змея. Спинной хребет поднимался к вершине пещеры, туловище огибал длинный хвост, а впереди, под чудовищными углами вырастая из тела змеиным клубком, вытянулись многочисленные длинные шеи. Спящие головы лежали на берегу возле самой воды.

Когда Теодор унял дрожь, то насчитал двенадцать голов и оглянулся на вторую лодку. Путники застыли, побросав весла, и речушка несла безвольную плоскодонку вперед, пока остекленевшие глаза пассажиров смотрели на исполинского змея. Рокот оказался гулким утробным храпом, доносящимся из недр тела Великого змея. Балаур крепко спал, смежив веки всех двенадцати голов. Сам темно-зеленый, как ночное небо, а на лбу каждой головы сиял золотом широкий месяц. Лишь у одной, крайней слева, между век иногда проблескивала ярко-желтая полоса: видимо, эта голова спала чуть менее крепко, чем остальные.