Околдованные зрелищем, плыли они дальше и дальше, пока не миновали гору. Но рокот не утих, и мускусный запах по-прежнему раздражал горло.
Когда Балаур остался позади, Йонва без единого звука повел рукой, предлагая высадиться на берег ниже по течению. Двигаясь, точно разбитые параличом – руки-ноги отказывались слушаться, – они подчинились, стараясь не издавать лишних звуков. Казалось, заговоришь чуть громче, эта громада поднимет все двенадцать голов и…
Так же жестами Йонва подозвал всех ближе и прошептал:
– Мы останемся здесь. Одна из голов Балаура не спит, именно с ней тебе предстоит говорить, Змеевик. Запомни две вещи: Балаур – злое и хитрое создание, ему нельзя верить. Он подчиняется только Смерти и больше никому. А еще его нельзя злить.
Суровое лицо Змеевика на миг исказил страх. Невольно бросив взгляд зеленых глаз на гору, темневшую поодаль, он передернул плечами, но потом сделал глубокий вдох и преодолел секундную нерешительность.
– Хорошо.
Крепкая рука перехватила меч. Вик коснулся большого черного кольца с таинственным очертанием в глубине камня, и Теодор вдруг рассмотрел, что это было – внутри кружился силуэт змейки.
– О! – вырвалось у Йонвы. Десяток глаз устремился на кольцо. – Этот артефакт… – Путеводитель отшатнулся. – Он очень и очень…
– Я знаю.
– Мне жаль.
– Что же, значит, выбора у вас нет.
Йонва помолчал, глядя на кольцо.
– Мы останемся здесь. – Он повернул слепую голову к спутникам. – Я чувствую вашу дрожь, и она понятна: нет в мире существа ужаснее, чем великий Балаур. Некогда мощь его была столь сильна, что Балаур высасывал воду из рек и озер и низвергал обратно на землю дождем, туманом и градом. Он повелевал всеми ветрами, летал меж облаков, и тень его сама была облаком – крылья Балаура затмевали свет, вселяя ужас тем, кто видел его перед гибелью. Ужасный ураган был лишь дыханием Балаура Смертоносного.
Однако с тех пор прошло много тысяч лет, и ныне Балаур уже не тот. Чтобы очнуться от векового сна, ему требуется не минута и не ночь. Хотя глядеть на него спящего может лишь храбрец, но опасен сейчас Балаур не больше, чем каменная застывшая гора. И все же… мы останемся здесь.
Они немного проводили Змеевика и спрятались за куском змеиной кожи, застывшим на берегу, подобно гигантской белоснежной стружке.
– Ну что ж, – сказал Путеводитель. – Где сумерки…
– …там рассвет, – тихо отозвался Змеевик.
Он окинул друзей последним взглядом, и в этот миг Теодору стало его жаль. Он не знал, что думать по поводу дел Вика и Вангели, но все-таки за это время Змеевик ни разу его не подвел… Теодор протянул руку, и Вик ответил ему крепким пожатием, а затем украдкой посмотрел на Дику. Та стояла, будто и не замечая его. Вик потупил глаза, но едва он сделал несколько шагов, как Йонва его окликнул:
– Подойди. И дайте нож.
Теодор поспешно вложил Путеводителю в руку тот, что подарил ему Вик. Йонва занес лезвие над своей рукой.
– Наклонись.
Змеевик приподнял бровь. Тем временем лезвие впилось в кожу на ладони Йонвы и прочертило линию. Выступила кровь. Путеводитель вернул нож Тео и смочил в крови кончик пальца.
– Наклонись.
Змеевик подчинился, и, когда его лоб оказался на уровне лба Путеводителя, слепец коснулся его окровавленным пальцем. Вик зашипел и закрыл глаза.
– Что…
– Не шевелись.
Йонва выводил на коже черту за чертой. От каждого прикосновения Вик втягивал воздух сквозь зубы, его бросало то в жар, то в холод. Друзья застыли в недоумении.
– Все.
Вик выпрямился. На его лбу алел символ – распахнутое око. Когда же парень открыл потемневшие глаза, зрачки его расширились, и вид он имел такой, будто только что явился из пекла.
– Что… что со мной происходит. Я чувствую… – Вик уставился на ладони. Вены на его руках набухли, на висках проступили жилы, а на лбу бешено пульсировал алый глаз. – Мне хочется…
Вик вдруг выхватил сияющий клинок. Лицо его озарилось удивлением, смешанным с еще каким-то неясным чувством. Он тяжело дышал.
– Тогда ступай и делай то, что хочется, – спокойно произнес Путеводитель.
Лицо Вика пылало, а глаза – темные, налитые кровью – глядели на чудовищного змея совсем иначе, чем прежде. Сейчас внутри парня полыхал первобытный огонь, который спасал первых людей от опасности – чувства жизни и смерти, смешанные в одной бутыли. И Теодор понял, что сегодня Вик либо вернется к ним живым, либо не вернется совсем.
Вик стремительно подбежал к Великому змею, остановился у подножия туши и, вскинув голову, закричал:
– Бала-а-аур!
Ужасное эхо загудело меж сталактитов, удесятерив мощь его голоса.
– Бала-а-аур Великий, я пришел к тебе, Змей всех Змей! Царь ночи и отец ветра, прародитель тьмы и властитель рек и озер! Заклинаю тебя силами Полуночи, именем самой Смерти и тайной великой Истины, из которой возникло все и куда все уйдет в последний земной день. Балаур Великий, очнись от векового сна, смежившего твои очи! Пробудись и дозволь говорить с тобой!
Мурашки пробежали по коже Теодора, да и остальные вздрогнули. Только сейчас Теодор понял, что подразумевали тетушки-нежительницы, говоря: «Погляди на него, будто принц!» Принцем он и был – плоть от плоти Господаря Горы, истинный сын змеев, – и сейчас царская кровь заговорила в нем. Кровь, сохранившая сквозь тысячелетия в мире людей величие королей древности. Величие первых звезд, зажженных Смертью в небесах.
Но Балаур по-прежнему лишь рычал и всхрапывал; правда, Теодору показалось, что тональность храпа будто бы изменилась. Змеевик решительно обогнул могучую лапу и подошел к ближней голове. Тео почудилось, что в затянутых дремотной пеленой зрачках полыхнула золотая искорка.